Поэма написана во время Гольяновской весны - первого года затворничества, и вошла в поэтические книги пробуждения "ЭРАтическая эРОДикА" и "Гольяновская Весна".

Spirito dell

Поэма долга

Девочки
           мои
                и мальчики!

А пробегусь-ка, я — босыми —
по свежевыжатой росе!
Да возьму-ка я — в руки
(вместо обрыдлой всем
рифмоплётской науки)
маленький
кий —
в две тысячи ярдов,
распишусь своим
именем
под новой  хартией,
и сыграю на сукне бильярдном
партию
одного овала. —
То ли — провала
двуострого,
то ли — виктории.
Как обычно — предельно просто! —
В свой срок
рассудит старушка история.

Пальцами
строк
покатаю слов
живые яйца.
Да — в лузу
весов —
правильным лягут грузом!

1
Туда, где в песочных часах времён
огнём —
обычным, не вечным —
и мечом
железа калёного
уничтожают любви лён,
решая судьбу человечью,
Он,
не скрывая своих имён,
пятном светлым
вошёл почти незаметно.

Он пришёл прекратить бойню.
Запечатать Стихом: все ножны и все обоймы.

А для тех, кто не понял или узреть не смел,
на Его фотографии, сделанной вроде случайно
в привокзальной кофейно-чайной,
рядом с плечом
белым сочились буковки: «Spirito dell»,
а над теменем — светлый обруч
намечал солнечный луч.

Он знал — в который прийти час,
в которое лето.
Он знал — на весах Свет
лишь сотою долей грамма
перевешивает сейчас
черноты тонны.

Он пришёл — обрести, и уберечь — свою Колонну,
исправить ошибки в программе.

2
Жила себе, да жила…

В промежутках меж разных дел
пасьянсы из слов раскладывала:
на склад — свалом!
Слова множились. — Стих редел.

Никого не ждала,
и уже не искала
на горизонте парус — ни белый, ни алый.

Скрутила давненько её юла
судьбы человеческой пятипалой.
Смирилась с тональностью — до минор…

Зови-не-зови!.. —
Вилами — по воде мира. —
Ни рыбины — в домино!
И ничьей вины…

Но тут… голову приподняла —
и взлетела во взгляд! — Он.
Бездонный. —
Нечеловеческой глубины.

В глазах визави
колыхались её знамена:
от Рюрика — до Владимира. —
Все. — Поимённо.

3
Он нашёл её в Resko.
В жару — холодом обожжённой. —
Стынущей.
И под «Le quattro stagioni»
Вивальди,
резко
выхватив из пустыни,
забросил в раёшное Regenwalde.

И сколько ты не прощайся —
придешь к одному и тому же:
— Впустите! Я — Ваше
Счастье!
Я выше
приставлен — быть вашим мужем!

4
В ступоре охватившей истомы-лени
остановилось для них время!
И небо — ливнем тропическим заливало
все пути к отступлению,
скругляя дороги в овалы!

Были даны им всего лишь сутки. —
Песочком часики
ссыпались на Ось. И…

Но сколько веков втекало в одну минутку!
Сколько целого — поровну —
в частности
они вбросили!

Не смотрели в ту сторону,
где сжималось время.
Обретению —
как свалившейся вдруг награде —
ребёнками были рады!

Никаких тебе  воин — двойная победа! —
Любовью без дна — ничья!
Шалили, смеялись да в полбеды
безобразничали…

Он забыл о своей задаче,
о битве со злом…
Она — о своих делах и
долговой яме…
В общем — в любви свезло! —
Не иначе!..

Отскакивали все страхи
От них — восхитительно-нежно-пьяных,
мяконьких от любви, плюшевых…

Заплескалась люблюшиком
цветочно-юркая карусель!
Залила весельем!

От счастья —
человеками прыгали до потолка!
Взрывались — в брызги — на части!
И опять единились в целое! Им
кричалось:
— Весь воздух перецелуем!..

Пока
в их симфонии —
Страдивари
скрипка
не скрипнула
адовым варевом,
перерастая в звон,
пробоины фона.

5
Взял её пальцы.
Свернул в жгут…
Поднёс к губам
напряжённым:

— Я ухожу.
Дела — не жёны. —
Они не ждут.

Тебя не отдам.
Верь мне.
И на время
последней битвы
будешь мною укрыта.

Я должен возглавить строй
одной,
по вселенским меркам
немаленькой,
энергетической компании страховой —
твоей бело-сине-аленькой.

Знамя не разорвут на части!
Но разрывает нутро — тревога:
пока в человечьем теле
окунался в земное счастье,
ступени — наверх — взлетели,
к ним позабыли дорогу
ноги.
Видимо, счастья хлебнули мы слишком много!

Вена забилась ртутью.
Память забилась смогом.
Спи моя недотрога. —
Во сне обозначишь путь мне.

Морфей, а не морфий
заполнит бокал.
До часа назначенного
(Не иначе!)
спать должна
Моя Жена.
До времени — зов не услышишь…

Дела —
не жёны. —
Они не ждут!

Но… пока… ты ещё не спишь…
Нам дали двадцать минут. —
Я хочу выпить с тобой кофе!

И кофейня взошлась (!) мириадами звёздных огней
на их лицах…
На Нём…
На ней…

— Я буду — крепкий.
А ты — с молоком, детка?

— Конечно!
Скажи, пусть в кофейне этой вольют
в мой кофе — путь млечный.
Я лишь такой пью
из чаши вечности.

Выпили.
И скрепили
коктейль кофейный
поцелуем означенного Морфея.

Только привкусом аромата,
горчинкой её сигареты,
ворвалось отголоском последним:
— Пожалуйста…
Не уезжай, не надо!..
Ведь я побегу по следу —
Где ты, любимый?.. Где ты?..

Как — без Тебя — одна?..
Какую искать дверь? —
шёпот слетел осторожный…

— Теперь
Ты моя Жена.
Теперь
Тебе всё — можно.

Напоследок —
поднял…
Закружил на руках…
И улетел…
Поселившись в её висках.

6
Так —
значит так.
Но с тех пор она
не резала волосы,
хранившие последний Его шаг
на взлётную полосу…
И не выходила из комнаты,
звенящей в одиночестве скомканным
воздухом их  небесного дна.

Ночи сменялись днями…
Шли не секунды — месяцы
разлуки.
Врастали шипами в сердце,
ломали не руки —
нервы
вырывали с корнями!

И не было никаких примет
Его возвращения.
Ни зимой, ни летом…
Но Ось ожидала смещения.

7
Затикало время…
И Он в молчаливом
отчаянии
застучал
в весенние
все её сны!

Гордо
воззвал аккордами
скрипичный ключ —
близить победный клич!

Был где-то рядом.
Всё время рядом.
Удерживал взглядом
над пропастью —
на волоске жизнепада (!) —
в грудной клетке
мироздания
на точке отсчёта временных лопастей!

Сучил нить, соединяя голую
сукровицу её Слова
с принтеровой кареткой
в своём кабинете
на восьмом этаже здания,
управляющего планетой.

Взглядом — сквозь километры —
в неё — нежно-грозным
врывался ветром,
бил током!
Знал, что вернётся он слишком поздно
к успевшей растратить на розницу,
расплескать на пустое
энергию Ци.
Заставлял собирать частицы
атомов в новое тело. —
Чистое, но не простое!
Со знанием делал своё дело.
Знал в своём деле толк!

Был где-то, совсем — рядом.
И требовал!..
Не винограда,
не молодой браги,
а выдержанного, крепкого,
вина стихотворной лаги.

Требовал всё с неё!
Требовал сны её!..

На последнем…
дыхании…
отдавала…

— Мало! — взглядом Его стучалось:
— Мало!

— Сколько ещё?.. Не могу больше!

— Можешь, деточка, можешь!

— Не могу!.. Без Тебя погибаю…

— Будешь со мной, в Раю — баю-баю,
только пиши, родная!

— Не могу… От стихов — кости
хрустом! А Слово,
кровью намываясь, взрывает голову!..

— Люби меня в радости и злости,
только пиши! Иного
Ты, моя девочка, новая,
никому ничего не должна!
…

Знала она.
Знала, увы, задолго
об этом своём долге. —
Даром —
чистейшего пения
на кончике самой высокой ноты —
совсем даром
данным ей от рождения
на всю её жизнь длиннотой.

На такой дар слетаются стаями
коршуны! —
Полистать.
Потоптаться.
Клювами искромсать!

— Я без Тебя не могу… Устала…

А Он всё глазами твердил:
— Писать!
Писать! Денно и ношно!
Писать подённо!
Моя Колонна!
Твоя данность,
Твоя ноша —
Словом держать Ось!

— Я не могу…

Слово — выкручивало её в жгут!
Но она…
 … на последнем дыхании…
 … пела…

Она ждала Его.

Ждала Его слишком верно.
Так из материнской утробы ждут
биения первого
младенца желанного.

Она ждала Его…

Месяца-
месяцы!…
…

В розницу…
В разницу…
В ризницу… —
Тысячи разных лиц!
И одно на двоих Лицо —
в Словесном зеркальце…

8
Она отплывала
в небесное море.
Она умирала
от голодомора.
Она надевала
последнее платье…

Он знал, чем за Слово она платит!
…

— Не выменивай
на стихи меня!
Моим именем
разбуди меня!
Новым светлым днём
позови меня!
Рассветись ты в нём
моим именем!
Разбуди меня!
Разбуди
меня…
…

Её затянувшийся сон отлетал — на нет…
Цеплялась за жизнь уже только глазами…
Из яблок сочились не слёзы — стихи,
а с губ, обескровленных, совершенством сухим,
последним дыханием
едва пробивалось ступеньками выше:
— Где ты, любимый? Где ты…

Он слышал…
Конечно, слышал.

Но был чрезвычайно занят
делами одной планеты.

А может,
вбивая ей в грудь Слова,
планета — стихом — Его призывала?

9
Любил Он её?
Нет или да? Да или нет?

Сокрыт до поры ответ.

Но одно Он любил — бесспорно.
Любил Он стихи. Впитывал всеми порами!

10.
Ну, вот и всё.
Окончена эта партия.
На равных.
И луза, и кий — ускользают в пар. И я
выхожу за новой поэмой — в жизнь. Пора мне…

28—29 июня 2011 г., Москва, Гольяново

© Copyright: Александра Барвицкая