Глава 17. КамеИнь Памяти. "Первое Солнце Шестой Воды. Том 1. Небис" - Александра Барвицкая

Автор: Александра Барвицкая


 📚 ПРИОБРЕСТИ РОМАН: Том 1, Том 2, Том 3

ЧАСТЬ II. КВЕСТ

Глава 17. КамеИнь Памяти

У подножия горы, на месте, где городская мостовая врастала в узкую предгорную луговую полоску, плавно переходящую в пологий склон, Алиша споткнулась о небольшой, поросший мхом валун, прикрытый бархатной травянистой ширмой.

Она попыталась обойти его, но через шаг тот же камень снова оказался у её босых ног. Однако теперь вокруг валуна, укутанного бурым мелким пушком, уже была рассыпана горстка небольших пятнистых камешков размером с перепелиное яйцо.
Алиша ещё раз попробовала обойти валун, но через шаг он вновь оказался под ногами, а камешков-яиц, подпирающих его покатые бока, стало значительно больше.
В третий раз Алиша не решилась его обходить, а просто перепрыгнула. Но настырный камень тут же вновь оказался перед ней, а мелкие камешки, насыпанные вокруг старшего, сделались вдвое крупнее прежнего.

— Что за история с икрой? — донеслось откуда-то изнутри.

Задумавшись, Алиша присела на преградивший путь камень, подняла один из небольших камешков и, перекладывая его из одной ладони в другую, нагревая своим теплом, попробовала сковырнуть защитную плёнку памяти.
К горлу тут же пополз приторно-скользкий тошнотворный комок.
Сколько выпотрошенных детёнышей шипов она съела или, не съев, отправила в мусорный контейнер? Сотни тысяч? Десятки миллионов? Сколько рыбы было зарезано ради этой икры?
Она не ела икру много лет. С тех пор как…

***
Алиша шагнула внутрь шумного, бурлящего водоворота мыслей, идущих из матрицы памяти, и провалилась в другое измерение.
Она сжалась в маленькую девочку и оказалась в просторном квадрате кухни-столовой в родительском доме.

Эта девочка, с нелепо торчащими косточками и одуванчиком непослушных волнистых волос, была очень худым, тщедушным ребёнком, постоянно подхватывающим болячки: то ангину, то простуду, то воспаление лёгких. Все дети — как дети. А она — прозрачная, шатающаяся на ветру девочка-доходяга, которую, как подшучивали вокруг, можно было при необходимости спрятать за швабру, если бы не одуванчик на голове.
И что только ни делали обеспокоенные родители, чтобы ввести в её слабенький организм очередную инъекцию здоровья! Они отпаивали её витаминами и рыбьим жиром, ежегодно вывозили к морю за ультрафиолетом, тягали по шумным оздоровительным лагерям и нудным санаториям.
А ей — всё, как с гуся вода!

Но однажды кто-то из добрых людей посоветовал отцу кормить дочку икрой.
С тех пор в холодильнике всегда была чёрная икра в трёхлитровой стеклянной банке, которая стремительно приобрела для девочки статус заклятого врага.

В то время слово «икра» не вызывало у девочки никаких ассоциаций с рыбой, а была лишь совокупностью маленьких чёрных шариков для пытки своенравных детей. На её вкус икра была совершенно отвратительной: скользко-солёной, пахла чем-то странным и липла к зубам.
Почему-то взрослые поедали её чёрную ненависть с нескрываемым чувством блаженства, растекающегося по лицам. Однако им эту съедобную радость подавали лишь к праздничному столу.
И девочка ждала праздников больше, чем взрослые, и гораздо сильнее, чем другие дети! Ведь в праздники её деликатно освобождали от икорной повинности, чтобы своими тошнотворными гримасами она не портила аппетит многочисленным гостям, собиравшимся в родительском доме.

Её пытка оказалась будничной.
Ежедневно, приходя с работы, отец вызывал её из детской в столовую.
— Ты ела сегодня икру? — звучал строгий вопрос отца.
— Да, — отвечала она, пряча глаза.
На этих словах он открывал холодильник и подозрительно смотрел на банку:
— Сколько?
— Много, — прятала она глаза ещё глубже.
— Садись за стол! — командовал отец, доставал из шкафа глубокую тарелку, с горкой заполнял её икрой, ставил перед дочерью, и протягивал большую ложку. — Ешь.

Девочка просила хлеба.
Вначале его давали.
Тогда она мазала на большой кусок хлеба несколько икринок и демонстративно съедала. Мол, видишь, папа, я делаю всё, как ты сказал: ем эту ужасную икру. Затем она брала ещё один кусок хлеба и проделывала то же, что и с первым. Набив живот хлебом, она начинала ныть, что объелась, уверяя: больше в её лопающееся пузико ничегошеньки не полезет. Девочку щадили, выпускали из-за стола, а почти не тронутая икра из тарелки перекочёвывала обратно в банку.
Вскоре отцу надоели эти проделки, и хлеб к тарелке с икрой ей перестали давать вообще.
Отец садился рядом и смотрел, как она ест. Дочь вынуждена была ковырять ложкой в чёрном месиве и давиться, делая вид, что действительно ест.

Несколько месяцев, а может быть лет, все её вечера, в те дни, когда отец возвращался рано, проходили за просиживанием перед тарелкой с икрой. Иногда процедура поедания икры затягивалась на часы. Девочку уже давно тошнило от мысли об икре! И она бежала в кровать, выключала свет и притворялась спящей, как только слышала бурчащий звук мотора у ворот и стук открываемой калитки.
Икра в банке сохла и портилась, её отправляли в мусор, девочка вздыхала с облегчением, но на следующий день в холодильнике появлялась новая стеклянная трёхлитровая банка.

Кроме икры в доме не переводилась рыба. Отец загружал её в холодильник крупными кусками. В их доме эту рыбу называли «красной». Девочка не понимала, почему рыба, у которой нет костей, зато есть толстая скрученная спираль и сочное бело-жёлтое «мясо», называется «красной».
— Хочешь узнать, как выглядит эта рыба целиком? — однажды спросил отец.
Конечно! Она очень хотела.

Во дворе появилось страшное чудовище.
Его сбросили на широкий рукав полиэтиленовой плёнки, специально расстеленный поверх гладкого полотна зацементированной дорожки, ведущей от калитки к крыльцу.
Пока родители разбирали на кухне сумки с другими отцовыми покупками, девочка сидела у окошка, опасливо наблюдая за существом, преградившим ей путь к выходу из дома.
Огромное серое чудо-юдо лежало за окном, чуть приоткрыв беззубый рот под длинным заострённым носом. Вдоль всей шершавой двухметровой спины существа торчал ряд острых зубцов-треугольников; а на боках, по обеим сторонам, шли двойные дорожки с чуть меньшими зубцами.
Нельзя сказать, что чудовище было очень страшным. Девочку от него защищали: высокий фундамент, оконное стекло и папа, который был где-то рядом в доме. А когда папа рядом, девочка вообще ничего не боялась. Ну, может, только икру…
Но необычным — это лежащее во дворе существо — было определённо.
Чтобы зубы росли не во рту, а на спине, такого девочка ещё никогда не видела!

— Один, два, три, четыре, — начала девочка считать острые клыки на теле чудовища, зажимая по очереди пальчики; но всякий раз пальцы на обеих руках прятались в кулачок гораздо раньше, чем заканчивались спинные зубы чудища.

Очередную попытку счёта сорвала калитка. Она приоткрылась, и во двор заглянула седовласая голова в выцветшем, не по погоде тёплом, платочке.
Соседка баба Дуня отличалась назойливо-приветливым характером и бульдожьим носом. Он был так сильно сплюснут на переносице, что от самого носа оставался только картофельный обрубок с широкими ноздрями.
Взрослые поговаривали, что такой экзотический нос был выдан бабе Дуне в награду за бурную молодость. При этом упоминалось непонятное слово «сифилис». Это слово, по всей видимости, было слишком страшным, потому что его всегда произносили шёпотом, прикрывая рот рукой и оглядываясь по сторонам.
Тем не менее, даже при отсутствии носа, баба Дуня считалась в округе главной разносчицей инфекции любопытства.

«Ничего странного, — подумала девочка, заметив безносую голову в проёме калитки. — Выходит, всякое на свете бывает. Вот у бабы Дуни — нос внутри, а у чудища — зубы снаружи.»
Однако чудище произвело на бабу Дуню неизгладимое впечатление.

— Йопть! — взвизгнула в испуге баба Дуня, тут же захлопнула обратно калитку, и понеслась по улице с душераздирающими криками: — Ой-ёй-ёй! Ай-яй-яй! Крокодил! Люди! Люди, помогите! Крокодил!
Добежав до середины их маленького тупикового переулочка в десять домов, она обессиленно свалилась на лежащее вдоль дороги бревно, обтёсанное сверху и приспособленное местными под лавку-завалинку.
— Люди! Эт, чё ж такое творится! Конец света, люди! — продолжала голосить баба Дуня. — Крокодил! У Володьки — посередь двора — крокодил! В хату ползёть! Люди!!!!!

Как выяснилось через минуту, крокодил оказался для соседей гораздо интереснее, чем ночное рядовое происшествие с топором.

В ту ночь вечно пьяный сосед Федька в очередной раз гонялся с топором за Зинкой — его исхудавшей и осунувшейся от бесконечных нервотрёпок женой, которая при каждом подвернувшемся случае голосила, что уйдёт от этого алкаша, но никогда не уходила.
Народ, наблюдавший из окон, пытался угомонить попахивающий кровопролитием цирк, покрикивая на Федьку, но на улицу никто выйти не решался. Мало ли что взбрендит белогорячечному Федьке, когда у него в руках топор?
Так и бегали кругами, нещадно матеря друг друга, Федька и Зинка, пока не разбудили своим буйством отца девочки. Он вышел и спокойно въехал мертвецки пьяному Федьке в плечо.
Федька не удержался на ногах, упал, а Зинка связала ему ноги и оставила лежать в палисаднике до утра, пока проспится.
Наблюдатели засунули головы обратно в форточки и долго обсуждали в своих закутах Зинку: мол, сама наливает Федьке водку, а потом провоцирует безбашенного мужика на концерты.
Утром баба Дуня, сидя на бревне-лавочке, на пальцах рассказывала ночную историю полуглухому Казаху.
Этот старик давным-давно поселился в доме напротив, переехав в здешние края из Казахстана, и к нему так плотно прилипло прозвище Казах, хотя он вовсе и не был казахом, что уже практически никто не задумывался: «А есть ли у Казаха имя?»

— Слышь, Казах, а ведь Федька этой ночью Зинку прирезал. Как пить дать! — и баба Дуня в душещипательных подробностях прокричала в ухо Казаху, что она самолично видела, как окровавленный с ног до головы Федька вынес в мешке разрубленное на куски Зинкино тело и сбросил в ближний овражек.
— Да… — скучая тянул Казах, покачивая головой. — И такое случается.

В общем, даже приукрашенные сплетниками, многосерийные представления Федьки и Зинки всем порядком поднадоели.
Но крокодил! Это было что-то новенькое.

На этот раз на истошные вопли бабы Дуни из всех окрестных домов выскочили соседи, впрочем, не решаясь полностью выйти за ворота, опасливо стояли в калитках.

— Что там, баб Дунь? — покрикивали они из своих убежищ.
— Володька притащил домой крокодила! — трясясь от шока и постукивая кулачком по бревну-скамейке, кричала баба Дуня: — Да, чё ж такое творится, люди?! Крокодил! Он жишь нас всех сожрёть!
— Федька! — закричали наперебой соседи. — Пойди, глянь! Что там?!
— Не пущу! — заголосила в ответ Зинка, преграждая мужу дорогу: — Феденька! Не ходи! Не ходи, Федь! Фе-е-е-дя-я-я!..

А что — Федька? Федьке — не страшно. Пьяному — море по колено. Федька взял любимый топор, с силой оттолкнул вцепившуюся в него Зинку, и пошёл.
Открывать калитку «страшного» соседского двора он не стал. Предусмотрительно пощупал ручку, проверив, что она плотно держится за внутренний рычаг, бросил топор и полез на забор.
Железный забор был гладким и высоким. На такой без подручных средств не залезешь. Федька подпрыгнул, ухватился руками за верхнюю планку, подтянулся что есть мочи и тут же свалился, лишь краем глаза успев заглянуть внутрь двора.

— И точно — крокодил! — завопил Федька и, забыв про брошенный топор, побежал обратно к своей калитке.
— Так я, жить, и говорю: крокодил! — сквозь одышку продолжала хрипло повизгивать на бревне баба Дуня. — Крокодил!

На шум вышли родители девочки. Узнав новость о крокодиле, рассмеялись и пригласили всех желающих на экскурсию в «зоопарк».
Любопытство перебороло страх, и толпа хлынула во двор.
Не выдержала и баба Дуня. Принесла свой нос туда, где лежал «крокодил».

— Не крокодил это, баб Дунь! — успокаивал её отец девочки. — Смотри, у него даже лап нет!
— Мутант! Крокодил-мутант! — настаивала на своём баба Дуня, но уже не убегала, а, присев рядышком с «крокодилом» на вынесенный для неё табурет, внимательно вглядывалась в острый нос рыбины: — Ишь, ты! Крокодил-мутант…

— Эта рыбина называется шип, — рассказывал отец девочке, когда соседи разошлись по домам обсуждать новость. — Она — из осетровых. А появляется она, как и вся другая рыба, из икры.
— Той, что лежит в банке? — спросила девочка.
— Да, но из той икры уже никто не появится, потому что её забрали из рыбы для тебя.
— Па, почему я должна есть рыбьих детёнышей?
— Рыба отдаёт людям свою икру, чтобы у людей было здоровье.
— Но ведь, если у рыбы заберут всю икру, рыбы больше никогда не будет? — встревожилась девочка.
— Да, — ответил отец. — Если заберут всю.
— А если я стану здоровой, то моя икра останется в рыбе и родится?
— Да.
— Я обещаю, что съем эту банку с икрой, — сказала девочка. — Я буду здоровой. Только, пожалуйста, не привози больше: ни икру, ни «красную» рыбу. Пусть икринки станут рыбками и живут.

Вечером отец раздал соседям по увесистому куску рыбины: варить, жарить и парить «крокодила».
Сама же баба Дуня, так и не поверив в существование такой рыбы, брать кусок крокодила категорически отказалась и побежала по соседским переулкам с новостями о мутанте.

Утром девочка проснулась пораньше, вышла на кухню, сама положила себе в тарелку икру, взяла ложку и принялась есть.
За пару недель она честно доела всю банку.
Икра и осетрина в холодильнике больше не появлялись даже по праздникам.

***
— Зачем вы вырвали меня вопросом? Отпустите. Я ещё не закончила всё то, что должна сделать, — сказала Алиша, положила камешек в карман Сарафана и встала с валуна.


👉 Перейти к оглавлению

© Copyright: Александра Барвицкая . Метафизический роман-проекция "Первое Солнце Шестой Воды" - трилогия, которая открывает серию "Женьшеневая Женщина".

---

📚 "Первое Солнце Шестой Воды

📚 Том 1. - "Первое Солнце Шестой Воды. Книга Первая. Небис"

📚 Том 2. - "Первое Солнце Шестой Воды. Книга Вторая. Живот"

📚 Том 3. - "Первое Солнце Шестой Воды. Книга Третья. Альма-Матер"